Амазонка – родина кровожадных хищниц

Я стоял на краю пересыхающего озерка в южном Парагвае. Разгар засушливого сезона, уровень воды низкий, поверхность совершенно гладкая, если не считать расходящиеся круги там, где воды коснулась стрекоза или снизу всплыла рыбешка. Я приготовил удочку: привязал к прочной леске стальной поводок, а к поводку - крючок. Отрезал ножом кусочек жилистого мяса для наживки. В этих мрачных водах, незримые, плавали пираньи, голодные, как и все рыбы, но в сто раз более хищные, если верить тому, что я о них читал. Любая пища притягивает их, словно магнит.

Сколько жутких историй я слышал: про гребца, вдруг оставшегося без пальца, про корову, которую сожрали живьем, когда она хотела перейти реку вброд, про пловца, выпотрошенного пираньями. Знаменитый натуралист Александр Гумбольдт называл пиранью одним из самых страшных бичей Южной Америки. Я помнил также слова видного ихтиолога Джорджа Майер- са: «...зубы настолько острые и челюсти такие сильные, что она может отсечь кусок мяса от человека или аллигатора словно бритвой или с ловкостью мясника отхватить палец целиком».

И в то же время, путешествуя по глухим районам Южной Америки, я часто видел, как дети индейцев беспечно плещутся в реке, где живут пираньи, и с ними ничего не приключается.
Проведя больше двадцати лет в краю пираний, бразильский антрополог Гаральд Шульц писал: «За все эти годы грозные, устрашающие пираньи ни разу не причинили мне вреда».
Итак, я наживил крючок и забросил приманку в воду. Буквально через несколько секунд я почувствовал рывок, подсек и дернул удочку. Она поддалась как-то уж очень легко. На берег шлепнулась серебристая рыба чуть больше моей ладони, на вид нисколько не свирепее форели, которую я мальчишкой ловил в горах Сьерра-Невады. Однако я понял, что такое сравнение не годится, как только увидел, с какой яростью щелкают челюсти рыбы, норовя перекусить поводок. Не будь он стальным, не видать бы мне добычи.

- Не трогайте ee! - предостерег меня мой спутник, сеньор Хуан Пио Ривальди Бланко.

Его башмак плотно прижал к земле бьющуюся пиранью. Ученый осторожно извлек крючок из ее пасти и поднял рыбу, держа за жабры. У этого вида пираний, Серрасальмус наттерери, серебристые бока и желтое брюшко, внешность совсем непредставительная, если не считать грозных зубов, острых как бритва, расположенных так, что челюсть, смыкаясь, становится страшным оружием.

Около четырех миллионов квадратных миль тропического пояса Южной Америки составляют местожительство двух десятков видов пираний. Рыбы отличаются формой головы, расцветкой, размерами и темпераментом, но у всех у них страшные, острые зубы. Пираний находят во всех пресных водоемах от восточных предгорий Анд до Колумбии, Венесуэлы и Гайяны на западе, по всему бассейну Амазонки, в Боливии, Перу, Парагвае, Уругвае и на северо-востоке Аргентины.

В Гайяне их называют пераи, в некоторых других странах - карибе, а пиранья - слово из языковой группы тупи. «Пира» означает рыба, «ранья» - зуб. Практически все пираньи принадлежат к роду Серрасальмус, входящему в семейство харациновых, миролюбивые пред- ставители которого обитают во многих аквариумах. Мелкая пиранья Серрасальмус спилоплеура достигает в длину лишь половины большой, темно окрашенной Серрасальмус нигер. Ее длина до 40 с лишним сантиметров, вес - 2 - 2,5 килограмма. По моим наблюдениям мелкая пиранья не опасна, я встречал ее в Парагвае повсюду, даже в самых маленьких речушках. Другое дело Серрасальмус ниrep. Одни говорили мне, что она совсем безобидна, другие считали ее опасной. И все знатоки сходились на том, что лучше не иметь дела с Серрасальмус наттерери, которая больше всего повинна в дурной репутации пираний.

Некоторые виды ходят стаями, другие предпочитают жить обособленно, собираясь вместе на запах крови или сырого мяса. Одни пираньи будто предпочитают жить на глубине, другие держатся мелководья. Одним видам по вкусу тихая вода, другим больше нравятся стремнины. Есть очень свирепые виды, а есть и мирные. Известны всеядные виды, но большинство пираний хищники.

В Парагвае, где особенно много маленьких, безобидных Серрасальмус спилоплеура, я начал склоняться к тому, что не так уж пиранья и страшна. Мне много раз приходилось извлекать ее из сетей, и она вела себя не агрессивнее, чем обыкновенная золотая рыбка. Но однажды произошел случай, заставивший меня изменить свое мнение.

В полутораста километрах к югу от парагвайской столицы мы с сеньором Ривальди подъехали к уединенному, задумчивому озеру. Шесть-семь рыбаков, стоя по пояс в воде, ставили длинную сеть. Я подошел к рыбаку, который оставался на берегу. Как и его товарищи, он был одет только в шорты и соломенную шляпу.

– Вы не опасаетесь пираний? — спросил я, старательно выговаривая испанские слова.

Он ничего не ответил, но достаточно выразительно пожал плечами: дескать, чего их бояться.

По знаку одного из своих товарищей он начал медленно выбирать сеть. Улов был не очень богатый, несколько десятков рыб, среди которых попадались и пираньи, в том числе слывущая злобным существом Серрасальмус наттерери. Перекладывая рыбу в корзины, рыбаки не проявляли ни малейшей настороженности.

Вдруг одна наттерери выскочила из сети. Ближайший рыбак легонько коснулся ее рукой, как человек, который пытается забросить уголек обратно в очаг. Собственно, я даже не уловил, когда он до нее дотронулся. Тем не менее средний палец его правой руки вдруг окрасился кровью. За какую-то долю секунды острые зубы пираньи срезали кусочек мяса с монетку величиной.

Рыбак в первую секунду будто и не заметил раны. Говорят, укус пираньи, как и порез бритвой, безболезнен сам по себе. Друзья показали ему на кровь. Рыбак слегка побледнел, но. не издал ни звука. Впрочем, остальные тоже спокойно отнеслись к происшествию. Не успел я добежать до машины за аптечкой, как один из рыбаков, достав щепотку табаку из кисета, намочил его в озере, смял и положил на открытую ранку. Затем палец обмотал грязной тряпкой. И вот уже пострадавший работает вместе с товарищами. Меня заверили, что ранка быстро заживет, табак обеззараживает и помогает заживлению.

Несколько раз я навещал индейцев племени мака в их деревушке на западном берегу Рио-Парагвай. Как-то они пригласили меня на рыбалку на озеро, до которого от их деревни примерно три километра. Озеро оказалось мутной лужей, покрытой слоем мелких водорослей и обрамленной болотной растительностью. Мне сказали, что под водорослями ходят кэтфиш, угри, скаты и пираньи.

В этот день я впервые отведал жареной пираньи. Костей и чешуи было больше, чем надо, но про мясо ничего худого не скажу: оно не уступало по вкусу окуню.

Вечером в деревне я обратил внимание на женщину, которая вынимала челюсти из голов пираний. А на следующее утро, когда я увидел ее за ткацким станком, она ловко орудовала «ножницами» из зубов хищницы.

На реке Арагуая я с индейцами караха ловил рыбу, оглушенную соком ядовитых растений, в том числе пираний, у которых здесь брюшко не желтое, а ярко-оранжевое или красное. Почему они здесь такого цвета, я так и не смог выяснить.

В нашем улове было много пираний без хвоста или с зияющими ранами на теле. Очевидно, как только одна рыба начинала слабеть от яда, другая, более крепкая, набрасывалась на нее.

Что обычно едят пираньи? Пойманные нами в тот день пообедали мальками харацин, но это не единственная пища хищниц. За много лет до того я успешно ловил их на крючок, наживленный фруктами; другие рыболовы на моих глазах делали приманку из хлеба.

...Скоро два месяца, как я странствую по краю пираний, а агрессивное поведение этих рыб наблюдал только, когда их ловят. Я уже начал сомневаться в подлинности фотографий и кинокадров, на которых пираньи яростно бросаются на кусок мяса, попавший в реку. Скотоводы Парагвая и Мато-Гроссо с улыбкой встречали классический рассказ о пастухе, жертвующем дохлой коровой, чтобы без потерь провести свое стадо через реку с пираньями.

И все же я не спешил делать выводы. Ведь поведение пираньи может зависеть от многих факторов: времени года, состава и температуры воды, наличия корма. Один ихтиолог предполагал, что пираньи, как и многие другие животные, особенно агрессивны в брачный период.

И вот прибыл я в индейскую деревушку на берегу реки Смерти.

Пока мой проводник Домийгос Брага разговаривал с местной жительницей, на другом берегу реки показался человек, который вел двух коней. Все трое вошли в воду, кони напились. Потом мужчина сел в лодку и поплыл через реку, не выпуская поводья из рук. Кони плыли сле- дом за лодкой.

Женщина угадала мои мысли.

- Да они совсем безобидные, здешние пираньи, - рассмеялась она. - Или вы думаете, мы их приручили? Каждое утро двести голов скота вплавь перебираются на пастбище на другую сторону, а вечером плывут назад.

Она предложила нам подняться по реке километра на два, там будто бы есть старица, кишащая особенно коварными пираньями.

Мы свернули в проток и включили подвесной мотор. Сначала мы испытали удочки, и тотчас извлекли из угрюмых вод старицы краснопузых наттерери и несколько крупных темных пираний. Но в этом не было ничего нового. Затем Домингос привязал веревку к суку, свисающему над водой, а на другой конец веревки подвесил приманку.

Мы отошли в сторонку и стали наблюдать. Вдруг поверхность воды забурлила. Правда, не очень сильно, но можно было себе представить, что творится под водой. Это продолжалось минут пять, потом вода успокоилась, и мы вернулись к приманке. Домингос потянул за веревку - от обезьяны остались почти одни кости.

В этой тихой старице мы получили очевидное доказательство того, на что способна стая голодных пираний. Теперь мне было понятно, откуда пошла дурная слава этих хищниц.

Но типично ли это? Сколько раз я сливал кровь или бросал куски мяса в водоемы с пираньями, не наблюдая никакой реакции. Река на реку, озеро на озеро в этом смысле не похожи. Сижу где-нибудь с удочкой в нескольких метрах от купающихся ребятишек или женщин, стирающих белье, и вытаскиваю одну наттерери за другой. Но стоит придумать что-нибудь новое, как пираньи сразу свирепеют или совсем не реагируют. Реакция может быть разной не только внутри рода, но даже внутри вида. И я пришел к выводу, что поведение пираньи нельзя предсказать.

Заключительный эксперимент состоялся на острове Маражо в дельте Амазонки. Я гостил там на ранчо. Однажды управляющий ранчо, стоя по пояс в воде, сказал мне:

- Здесь тьма пираний, но они опасны только после отлива.

На следующий день он решил подтвердить свои слова и бросил в воду половину туши козла. Она медленно легла на дно, и никто ее не тронул.

Через несколько часов, когда кончился отлив и вода начала прибывать, управляющий положил для приманки тушу молодого каймана и привязал ее веревкой к вбитому в берег шесту. Вода медленно наступала на приманку и вдруг словно закипела. Некоторые хищницы от нетерпения даже выскакивали из воды, а шлепнувшись обратно, снова бросались на мясо.

Три минуты - и лихорадочная активность прекратилась. Управляющий потянул веревку и вытащил на берег одни кости да клочья жесткой кожи.

Под вечер несколько ковбоев позвали меня купаться. Я бросил взгляд на скелет каймана, лежащий на берегу, и покачал головой. Лучше уж ополоснусь из ведра... Я убедился, что пираньи в одном похожи на большинство рыб. Никогда не знаешь, когда на них нападет охота кусаться.